http://www.russportal.ru/index.php?id=church_writing.andreev_im1952_00_006
Часть I. Церковь въ Россіи.
Процессъ Митрополита Веніамина.
Процессъ Митрополита Веніамина.
Если въ Россіи, въ это мрачное время, былъ человѣкъ абсолютно искренно «аполитичный», то это былъ Митрополитъ Веніаминъ. Онъ былъ необычайно чутокъ и отзывчивъ къ страждущимъ, но въ то же время отметалъ всякую политику. Въ вопросѣ объ изъятіи церковныхъ цѣнностей для него самое главное — было спасеніе гибнущихъ братьевъ. По его мнѣнію, если возможно было спасти отъ голодной смерти хоть немногихъ, хоть одну душу живую — всѣ жертвы должны быть принесены. При этомъ онъ утверждалъ, что не потребуется никакого насилія, ибо народъ самъ, охотно, въ жертвенномъ христіанскомъ порывѣ отдастъ всѣ цѣнности, если только это будетъ проведено на добровольныхъ началахъ, безъ оскорбительнаго насилія, издѣвательства и кощунства и если будетъ гарантія, что цѣнности пойдутъ дѣйствительно на святое дѣло помощи умирающимъ съ голода ближнимъ. Благословляя пожертвованія церковныхъ цѣнностей на святое дѣло, и горячо проповѣдуя призывы къ этой жертвѣ, Митрополитъ не могъ благословить насильственнаго изъятія, ибо считалъ такое насиліе кощунствомъ.
6-го марта 1922 г., митрополитъ Веніаминъ былъ вызванъ въ Смольный вмѣстѣ съ юристконсультомъ Александро-Невской Лавры /с. 28/ Иваномъ Михайловичемъ Ковшаровымъ (впослѣдствіи разстрѣляннымъ вмѣстѣ съ Митрополитомъ). Владыка представилъ комиссіи т. н. «ПОМГОЛА» (помощи голодающимъ) собственноручно имъ написанное и подписанное заявленіе. Въ этой бумагѣ, написанной въ весьма корректныхъ выраженіяхъ, говорилось: 1) что Церковь охотно готова пожертвовать для спасенія голодающихъ все свое достояніе; 2) что для успокоенія вѣрующихъ необходимо, однако, чтобы они сознавали жертвенный добровольный характеръ этого акта; 3) что для этой же цѣли нужно, чтобы въ контролѣ надъ расходованіемъ церковныхъ цѣнностей участвовали представители отъ вѣрующихъ. Въ концѣ своего Заявленія Владыка указалъ, что, если, паче чаянія, изъятіе будетъ носить насильственный характеръ, то онъ благословить свою паству на это не можетъ. Наоборотъ, по пастырскому своему долгу, онъ долженъ будетъ осудить всякое активное содѣйствіе такому изъятію. При этомъ Митрополитъ сослался на соотвѣтствующіе каноны и процитировалъ ихъ.
Митрополитъ Веніаминъ встрѣтилъ въ «ПОМГОЛЪ» (какъ это удостовѣрено было и въ обвинительномъ актѣ, прочитанномъ на судѣ) — самый благожелательный пріемъ. Всѣ его предложенія даже не обсуждались, настолько они казались комиссіи пріемлемыми. Общее настроеніе было настолько свѣтлымъ, что Владыка, уходя, благословилъ всѣхъ и со слезами умиленія сказалъ, что если такъ, то онъ собственными руками сниметъ ризу съ образа Казанской Божіей Матери и отдастъ ее на голодающихъ братьевъ. Такъ произошло въ Петроградѣ. Но иначе думали въ Москвѣ. Высшая власть осталась недовольной Петроградскимъ Совѣтомъ, не понявшимъ истинныхъ цѣлей похода на церковныя цѣнности. Добровольная жертвенная отдача Церковью всѣхъ своихъ цѣнностей на святое дѣло помощи голодающимъ братьямъ — только увеличила бы нравственный авторитетъ Церкви, а Центральной власти необходимо было унизить, оскорбить, оклеветать Церковь и демонстративно отобрать церковное имущество отъ «ожирѣвшихъ поповъ» въ пользу голодающихъ «рабочихъ и крестьянъ». Соглашеніе Митрополита съ «Помголомъ», по директивѣ Центральной власти изъ Москвы, было анулировано. Посланцамъ Владыки Веніамина, пришедшимъ для переговоровъ о деталяхъ уже состоявшагося соглашенія, было цинично объявлено, что ни о какихъ «пожертвованіяхъ» и ни о какомъ «контролѣ вѣрующихъ» не можетъ быть и рѣчи. Церковныя цѣнности будутъ насильственно изъяты, безъ всякаго контроля — куда и на что будутъ истрачены реализованныя на нихъ деньги.
Митрополитъ Веніаминъ былъ глубоко потрясенъ этимъ грубымъ обманомъ и кощунственнымъ насиліемъ, оскорблявшимъ религіозныя чувства вѣрующихъ. Населеніе заволновалось. Въ это время произошло неожиданное событіе внутри самой Церкви, которое въ высшей степени осложнило и безъ того напряженное положеніе. Это событіе оказало рѣшающее вліяніе не только на /с. 29/ процессъ изъятія церковныхъ цѣнностен и на судьбу Митрополита, но и на положеніе всей Русской Церкви. Событіе это послужило зародышемъ такъ называемой «Живой Церкви».
24-го марта 1922 г., въ Петроградской «Правдѣ» появилось письмо за подписью 12 лицъ, среди которыхъ оказались многіе будущіе столпы «живой церкви»: священники Красницкій, Введенскій, Бѣлковь, Боярскійи др. Авторы письма рѣзко отмежовывались отъ прочаго духовенства, укоряли его въ контръ-революціонности, въ игрѣ въ политику на народномъ голодѣ, требовали немедленной и безусловной отдачи Совѣтской власти всѣхъ церков/с. 30/ныхъ цѣнностей и т. д. Однако и въ этомъ письмѣ указывалась необходимость контроля вѣрующихъ.
Петроградское духовенство было глубоко возмущено провокаціоннымъ выступленіемъ «двѣнадцати». Однако нашлись и сочувствующіе имъ (хотя и незначительное количество). Начался расколъ. Страсти разбушевались. Назрѣвали кровавыя столкновенія между агентами власти и вѣрующими. Митрополитъ Веніаминъ, глубоко потрясенный этими событіями, со свойственной ему кротостію и миролюбіемъ, рѣшилъ вступить въ новые переговоры съ властію и возложилъ эту задачу на священниковъ Введенскаго и Боярскаго, какъ на лицъ, перешедшихъ на положеніе близкихъ къ власти. Выборъ оказался удачнымъ. Новые посланцы быстро уладили дѣло. Между Митрополитомъ и Петроградскимъ Совѣтомъ состоялось формальное соглашеніе, изложенное въ рядѣ пунктовъ напечатанныхъ въ «Правдѣ» (всѣ эти матеріалы впослѣдствіи были представлены на судѣ). Самое существенное, что удалось добиться Митрополиту, это предоставленіе вѣрующимъ права замѣнять подлежащіе изъятію священные предметы другимъ равноцѣннымъ имуществомъ. Митрополитъ написалъ спеціальное Воззваніе, которое было опубликовано въ газетахъ. Въ этомъ Воззваніи, Владыка, не отступая отъ своей принципіальной точки зрѣнія, умолялъ вѣрующихъ не сопротивляться даже насилію. Благодаря этому Воззванію глубоко чтимаго Митрополита, кровавыя столкновенія были предотвращены и изъятія церковныхъ цѣнностей въ Петроградской епархіи шло сравнительно спокойно.
Но священники Введенскій, Бѣлковъ и Красницкій (послѣдній сдѣлался главой группы и родоначальникомъ «живо-церковнаго» движенія) — не остановились на первомъ шагѣ. Они рѣшили захватить въ свои руки всю церковную власть и сотрудничать съ властью Совѣтовъ.
Въ началѣ мая 1922 г., въ Петроградѣ разнеслась вѣсть о церковномъ переворотѣ, произведенномъ этой группой, объ устраненіи патріарха Тихона отъ власти и т. п.
Точныхъ и подробныхъ свѣдѣній еще никто не имѣлъ. Но вскорѣ къ митрополиту Веніамину явился офиціально священникъ Введенскій, вернувшійся изъ Москвы, и заявилъ объ образованіи новаго церковнаго управленія и о назначеніи его Введенскаго, делегатомъ отъ этого управленія по Петроградской епархіи. Въ отвѣтъ на это кроткій, миролюбивый и смиренный митрополитъ Веніаминъ, понявъ безусловнуюпротивозаконность совершающагося, твердо заявилъ: «Нѣтъ, на это я не пойду».
На другой день состоялось постановленіе Владыки Веніамина, въ которомъ Введенскій быль объявленъ находящимся «внѣ Православной Церкви», съ указаніемъ всѣхъ мотивовъ каноничесскаго характера. Кротость Митрополита сказалась и тутъ: въ постановленіи былъ указанъ его временный характеръ, — пока Введенскій не признаетъ своего заблужденія и не откажется отъ него».
/с. 31/ Постановленіе Митрополита, напечатанное въ Совѣтскихъ газетахъ, вызвало ярость большевиковъ. Нарушая свой собственный декретъ объ отдѣленіи Церкви отъ Государства и «невмѣшательство» въ Церковную жизнь, — Совѣтская власть грубо вмѣшалась въ каноническую жизнь Церкви и начала травлю Митрополита. Въ газетахъ появились рѣзкіе выпады, обнаружившіе закулисное участіе большевиковъ въ живоцерковной интригѣ. Заголовки газетъ запестрѣли слѣдующими аншлагами: «Митрополитъ Веніаминъ осмѣлился отлучить отъ Церкви священника Введенскаго», «Мечъ пролетаріата тяжело обрушится на голову Митрополита» и т. п.
Черезъ нѣсколько дней послѣ отлученія Введенскаго, послѣдній явился къ Митрополиту въ сопровожденіи бывшаго предсѣдателя Петроградской ЧЕКА и Петроградскаго Коменданта чекиста Бакаева (который былъ своего рода «оберъ-прокуроромъ» при вновь образовавшемся «революціонномъ епархіальномъ управленіи»). Священникъ Александръ Ивановичъ Введенскій и чекистъ Бакаевъ предъявили Митрополиту дьявольски-жестокій и циничный ультиматумъ: или Митрополитъ отмѣнитъ свое постановленіе о Введенскомъ, или противъ Митрополита и ряда духовныхъ лицъ будетъ — на почвѣ изъятія церковныхъ цѣнностей — созданъ процессъ, въ результатѣ котораго будутъ казнены и самъ Митрополитъ и наиболѣе близкія къ нему лица изъ духовенства и мірянъ.
Духовныя страданія Митрополита Веніамина представляли собою настоящую нравственную пытку. Этой пыткой его вынуждали: или измѣнить св. Церкви Христовой и нарушить ея св. каноны, или — не только себя, но и другихъ лицъ подвергнуть пыткамъ и казни физической. Надо было быть святымъ, чтобы имѣть нравственныя силы разрѣшить эту дьявольскую проблему. Митрополитъ Веніаминъ обнаружилъ истинную святость своего подлинно христіанскаго рѣшенія. Онъ отвѣтилъ немедленнымъ и категорическимъ отказомъ. Посѣтители ушли въ ярости, а Митрополитъ сталъ готовиться къ пыткамъ и казни. Онъ отдалъ послѣднія распоряженія и простился съ друзьями. Черезъ нѣсколько дней онъ былъ арестованъ... На Русскомъ Церковномъ Небѣ засіяла новая свѣтлая звѣзда «новаго Гермогена» кроткаго, смиреніемъ высокаго и нищетою богатаго, непоколебимаго исповѣдника вѣры и правды — Святителя Веніамина, Митрополита Петроградскаго.
Арестованъ былъ Владыка въ саду Александро-Невской Лавры по указанію священника Введенскаго, сопровождавшаго пришедшихъ для ареста коммунистовъ. Указавъ на прогуливавшагося Митрополита, Введенскій спрятался за дерево. Но его замѣтилъ владыка Митрополитъ и съ горечью и скорбью сказалъ: «Мнѣ это напоминаетъ Геѳсиманскій садъ».
Противъ Митрополита Веніамина и цѣлаго ряда другихъ лицъ изъ духовенства и мірянъ, было возбуждено судебное дѣло о сопротивленіи изъятію церковныхъ цѣнностей.
/с. 32/ Всего къ процессу было привлечено 86 человѣкъ. Процессъ этотъ сталъ называться «процессъ церковниковъ».
Существовавшая еще тогда организація «Краснаго Креста» и другія общественныя организаціи обратились къ адвокату-еврею Я. С. Гуровичу, который прекратилъ свою адвокатскую дѣятельность съ момента прихода Сов. власти, — взять на себя защиту Митрополита. Честный и благородный общественный дѣятель-еврей соглашался взять на себя эту тяжелую функцію, но опасался, что его еврейское происхожденіе можетъ служить препятствіемъ. Въ случаѣ какихъ-нибудь промаховъ и неудачъ со стороны защиты, отъ которыхъ никто не можетъ быть застрахованъ, его, какъ еврея, могли упрекнуть многіе русскіе люди. Запросили самаго Митрополита. Владыка попросилъ Я. С. Гуровича взять въ свои руки его защиту, указавъ, что онъ безусловно ему довѣряетъ. Гуровичъ немедленно принялъ на себя защиту. Кромѣ Гуровича, защитниками на процессѣ выступали: проф. Уголовнаго Права Петроградскаго Университета А. А. Жижиленко, одинъ изъ самыхъ старыхъ Присяжныхъ Повѣренныхъ В. М. Бобрищевъ-Пушкинъ и другіе. Процессъ начался въ субботу 11 іюня 1922 г.
Кромѣ митрополита Веніамина были привлечены еще слѣдующія лица: Архимандритъ Сергій Шеинъ (въ міру — профессоръ, бывш. Членъ Государственной Думы, бывш. Секретарь Московскаго Церковнаго Собора 1917-18 г.); профессоръ Петроградскаго Университета Ю. Л. Новицкій; юристъ И. М. Ковшаровъ; Епископъ Венедиктъ; Настоятели почти всѣхъ Петроградскихъ соборовъ, профессора Духовной Академіи, Богословскаго Института, профессора и студенты Петроград. Университета и др. лица.
Если митрополитъ Веніаминъ шелъ спокойно навстрѣчу смерти, отдавшись на волю Божію, то архимандритъ Сергій — какъ бы жаждалъ «пострадать за правду». Этимъ объясняются его пламенныя и вдохновенныя рѣчи на судѣ, отличавшіяся отъ спокойныхъ и сжатыхъ объясненій и отвѣтовъ владыки Митрополита. Архимандритъ Сергій напоминалъ мучениковъ первыхъ вѣковъ христіанства, въ мученіяхъ радостно-торжествующій надъ изумленными палачами: Владыка же Митрополитъ, безконечно возвышавшійся надъ политикой, напоминалъ святаго отшельника, благостнаго, спокойнаго, живущаго вдали отъ мірской суеты, въ созерцаніи и молитвѣ.
Въ составѣ Судебнаго Трибунала находились: предсѣдатель — Яковченко и два члена Суда — Семеновъ и Каузовъ. Всѣ трое, конечно были коммунисты, раболѣпно исполнявшія приказанія изъ центра. Приговоръ былъ несомнѣнно предрѣшенъ заранѣе въ Центрѣ. Главную, такъ называемую «ведущую» роль играли на процессѣ прокуроры. Ихъ было четверо: 1) Драницынъ, бывшій преподаватель исторіи, «спеціалистъ по канонамъ»; 2) Петроградскій присяжный повѣренный Красиковъ; 3) чекистъ Смирновъ; 4) прис. повѣренный Крастинъ, латышъ.
Обвинительный Актъ представлялъ собою обширное введе/с. 33/ніе чисто голословнаго характера о томъ, что Митрополитъ и его сообщники вступили въ соглашеніе съ представителями всемірной буржуазіи и капитала на предметъ сверженія Совѣтской власти и рѣшили провести этотъ планъ на почвѣ сопротивленія изъятію церковныхъ цѣнностей. Затѣмъ излагался весь ходъ переговоровъ между Митрополитомъ и «Помголомъ». Далѣе описывались отдѣльные безпорядки въ различныхъ мѣстахъ (напр. «контр-революціонная истерика» одной изъ фельдшерицъ, въ которую она впала въ церкви при видѣ кощунства властей).
Главное обвиненіе Митрополита заключалось въ его офиціальныхъ заявленіяхъ и посланіяхъ, о которыхъ было указано выше.
Между прочимъ, въ 1921 г. осенью за-границей состоялся Зарубежный Церковный Соборъ въ Сремскихъ Карловцахъ (Югославія), на которомъ были вынесены, кромѣ чисто церковныхъ, и политическія рѣшенія (протестъ противъ начинавшагося общенія Западныхъ Державъ съ Сов. властью и выраженіе вѣрности Дому Романовыхъ). Несмотря на то, что въ Сов. Россіи почти никому ничего не было извѣстно объ этомъ, такъ назыв. «Карловацкомъ Соборѣ», митрополита Веніамина обвиняли и въ сношеніяхъ съ этимъ Соборомъ.
На допросѣ, Владыка Митрополитъ ясно, спокойно, просто и убѣдительно, съ документальными данными опровергалъ всѣ обвиненія. По первому вопросу онъ отвѣтилъ, что постановленія Карловацкаго Собора ему неизвѣстны, — ни офиціально, ни частнымъ образомъ, а потому свое отношеніе къ нимъ онъ опредѣлить не можетъ. Вообще же, по его глубокому убѣжденію (которое извѣстно всѣмъ), истинная Церковь должна оставаться чуждой какой бы то ни было «политикѣ». По второму вопросу Митрополитъ заявилъ, что онъ считалъ и считаетъ необходимымъ отдать всѣ церковныя цѣнности для спасенія голодающихъ. Но онъ не могъ и не можетъ благословить такой способъ изъятія цѣнностей, который, съ точки зрѣнія всякаго христіанина, является очевиднымъ кощунствомъ. По третьему вопросу Владыка Веніаминъ сказалъ: я одинъ, совершенно самостоятельно обдумалъ, написалъ и отправилъ свои заявленія. Да, впрочемъ, я и не потерпѣлъ бы ничьего вмѣшательства въ рѣшеніе такихъ вопросовъ, которые подлежали, исключительно, моему вѣденію, какъ архипастыря».
Когда прокуроръ Смирновъ попробовалъ издѣвательскимъ тономъ говорить о митрополитѣ Веніаминѣ, то тотчасъ же послѣдовалъ рѣзкій протестъ по этому поводу со стороны защитника Гуровича. «Мы знаемъ», — рѣзко заявилъ Гуровичъ, «что вы можете разстрѣлять Митрополита, но вы не можете ни оскорблять его, ни допускать этихъ оскорбленій, и всякій разъ, какъ это случится, защита будетъ неустанно протестовать». Протестъ защиты былъ поддержанъ рукоплесканіями публики. Затѣмъ были допро/с. 34/шены свидѣтели. Священникъ Введенскій не могъ быть допрошенъ, т. к. послѣ перваго же засѣданія, какая-то пожилая женщина изъ публики бросила въ него при выходѣ на улицу камень и поранила ему голову. Его замѣнилъ другой «столпъ» «живой церкви» — священникъ Красницкій. Онъ далъ лживыя показанія, обвиняя подсудимыхъ въ контръ-революціонныхъ замыслахъ. Фигуры членовъ Трибунала и прокуроровъ поблѣднѣли передъ образомъ священника-Іуды, — такъ далеко онъ превосходилъ всѣхъ въ своемъ стремленіи погубить подсудимыхъ. Когда одинъ изъ свидѣтелей, проф. Технологическаго Института Егоровъ, бывшій представителемъ митрополита Веніамина при переговорахъ съ Помголомъ, документально опровергъ всѣ данныя обвинительнаго акта относительно этихъ переговоровъ, — тогда, по предложенію прокурора Смирнова, онъ самъ былъ арестованъ за то, что онъ былъ единомышленникомъ Митрополита. Гуровичъ опять опротестовалъ беззаконный выпадъ прокурора.
Послѣ допроса свидѣтелей (главнымъ образомъ лже-свидѣтелей, разныхъ милиціонеровъ, сотрудниковъ Чека и т. п.) — начались рѣчи обвинителей.
Первымъ говорилъ бывшій царскій чиновникъ, «спеціалистъ по канонамъ», бывшій статскій совѣтникъ Драницынъ. Онъ утверждалъ, что Митрополитъ «извращалъ каноны» и требовалъ за это безпощадной кары. Второй обвинитель, Красиковъ, говорилъ вообще о гибельной роли духовенства на протяженіи всей Исторіи, въ частности и въ особенности русскаго духовенства, обвиняя его во всѣхъ «звѣрствахъ царизма», главнымъ образомъ за дѣло Бейлиса, и призывалъ отомстить обвиняемымъ за Постановленія Карловацкаго Собора. Третій прокуроръ, Смирновъ, произнесъ сумбурную «рѣчь», построенную на отдѣльныхъ безсвязныхъ выкрикахъ и требовалъ «16 головъ». Послѣднимъ изъ прокуроровъ говорилъ Крастинъ, занимавшійся мелочами обвиненія.
Первымъ изъ защитииковъ говорилъ профессоръ Уголовнаго Права Петроградскаго Университета, большой русскій ученый, А. А. Жижиленко, детально юридически доказавшій, что никакого «преступнаго сообщества» подсудимые не представляли.
Затѣмъ слово перешло къ защитнику Митрополита Я. С. Гуровичу, который подробно и тщательно проанализировалъ рѣчи прокуроровъ и показалъ, что въ нихъ нѣтъ никакихъ доказательствъ конкретныхъ обвиненій, а имѣются только общія фразы, имѣющія цѣлью дискредитировать духовенство вообще. Но и эти «общія обвиненія» представляютъ извращеніе историческихъ фактовъ. Какъ яркій примѣръ безцеремоннаго обращенія обвинителей съ Исторіей (даже недавнаго прошлаго), Гуровичъ указалъ ссылку обвиненія на процессъ Бейлиса (въ 1913 г.), въ созданіи котораго прокуроръ Красиковъ рѣшился обвинить русское Православное Духовенство. Опровергнувъ документально это нелѣпое обвиненіе, Гуровичъ закончилъ свою блестящую защитительную рѣчь слѣдующими словами: «Я счастливъ, что въ этотъ истори/с. 35/ческій глубоко-скорбный для русскаго духовенства моментъ, я, еврей, могу засвидѣтельствовать предъ всѣмъ міромъ то чувство искренней благодарности, которую питаетъ — я увѣренъ въ этомъ — весь еврейскій народъ къ русскому православному духовенству за проявленное имъ въ свое время отношеніе къ дѣлу Бейлиса».
Говоря о Митрополитѣ, Гуровичъ сказалъ: «онъ смиренный, простой, кроткій пастырь вѣрующихъ душъ, но именно, въ этой его простотѣ и смиренности — его огромная моральная сила, его неотразимое обаяніе. Предъ нравственной красотой этой ясной души, не могутъ не преклоняться даже его враги...». Закончилъ Гуровичъ свою блестящую, искреннюю, убѣдительную рѣчь, въ которой детально и неопровержимо документально-доказательно показалъ ложность обвиненій, слѣдующими словами: «Если Митрополитъ погибнетъ за свою вѣру, за свою безграничную преданность вѣрующимъ массамъ, — онъ станетъ опаснѣе для Совѣтской власти, чѣмъ теперь. Непреложный законъ историческій предостерегаетъ васъ, что на крови мучениковъ растетъ, крѣпнетъ и возвеличивается вѣра».
Такъ говорилъ честный, умный и благородный защитникъ-еврей. И онъ былъ глубоко правъ.
Во время второй рѣчи «кроваваго прокурора» Смирнова, когда онъ позволилъ себѣ издѣваться и глумиться надъ присяжными повѣренными царскаго времени, одна нарядная дама, сидѣвшая недалеко отъ обвинителя, громко произнесла только одно слово: «мерзавецъ». Ее немедленно арестовали, но немедленно же и освободили, т. к. она оказалась женою одного изъ членовъ Трибунала. Такое возмущеніе вызвало веденіе процесса даже у далекихъ отъ Церкви людей.
Процессъ закончился «послѣдними словами» подсудимыхъ. Когда всталъ и заговорилъ митрополитъ Веніаминъ — весь залъ замеръ.
Въ началѣ Митрополитъ сказалъ, что изъ всего, что онъ услышалъ о себѣ на судѣ, на него наиболѣе удручающе подѣйствовало то, что обвинители назвали его «врагомъ народа». — «Я вѣрный сынъ своего народа» — горячо утверждалъ Владыка, «я люблю и всегда любилъ его. Я жизнь ему свою отдалъ, и я счастливъ тѣмъ, что народъ, — вѣрнѣе, простой народъ — платилъ мнѣ тою же любовью, и онъ же поставилъ меня на то мѣсто, которое я занимаю въ Православной Церкви».
Это было все, что Митрополитъ сказалъ о себѣ. Остальное, довольно продолжительное время своей рѣчи онъ посвятилъ спокойному и документально доказательному оправданію другихъ. Только въ одномъ случаѣ, не имѣя документальнаго доказательства, онъ замѣтилъ съ тихой улыбкой: «думаю, что въ этомъ отношеніи, вы мнѣ повѣрите безъ доказательствъ. Вѣдь я, по всей вѣроятности, говорю сейчасъ публично въ послѣдній разъ въ сво/с. 36/ей жизни; человѣку же, находящемуся въ такомъ положеніи принято вѣрить на слово»...
Моментъ былъ потрясающій и незабываемый.
Всѣмъ была ясна огромная нравственная мощь этого пастыря, который въ такую минуту, забывая о себѣ, думалъ только о другихъ...
Когда онъ кончилъ, то предсѣдатель Трибунала спросилъ: «Вы все говорили о другихъ; Трибуналу желательно знать, что же Вы скажете, о самомъ себѣ?».
Митрополитъ поднялся снова и сказалъ: «О себѣ? Что же я могу вамъ сказать о себѣ? Развѣ лишь одно... Я не знаю, что вы мнѣ объявите въ вашемъ приговорѣ — жизнь или смерть, — но что бы вы въ немъ не провозгласили, — я съ одинаковымъ благоговѣніемъ обращу свои очи горе, возложу на себя крестное знаменіе (при этомъ Митрополитъ широко перекрестился) и скажу: «Слава Тебѣ, Господи Боже, за все...»
Таково было «Послѣднее Слово» Митрополита Веніамина.
Проф. Ю. Новицкій въ своемъ «послѣднемъ словѣ» былъ кратокъ. Онъ считалъ себя совершенно неповиннымъ. Но если Сов. власти нужна его жизнь, какъ жертва, то готовъ безъ ропота встрѣтить смерть, прося лишь объ одномъ, чтобы Сов. власть этимъ и ограничилась и пощадила другихъ обвиняемыхъ.
И. М. Ковшаровъ — заявилъ, что онъ знаетъ о своей участи и говоритъ въ свою защиту только для того, чтобы всѣмъ было ясно, что онъ умираетъ невиннымъ.
Архимандритъ Сергій Шеинъ, въ своемъ послѣднемъ словѣ нарисовалъ картину аскетической жизни монаха и указалъ на то, что, отдавши себя цѣликомъ религіозному созерцанію и молитвѣ, — онъ одной лишь слабой физической нитью остался привязанъ къ сей жизни. «Неужели же» — сказалъ онъ, «Трибуналъ думаетъ, что разрывъ и этой послѣдней нити можетъ быть для меня страшенъ? Дѣлайте свое дѣло. Я жалѣю васъ и молюсь о васъ».
Приговоръ былъ объявленъ 5 іюня 1922 г., вечеромъ. Обыкновенной публики не пускали. Пускали только «своихъ», «статистовъ». Хоры были переполненны красноармейцами...
Были присуждены къ разстрѣлу 10 человѣкъ: Митрополитъ Веніаминъ, архимандритъ Сергій, Ю. П. Новицкій, И. М. Ковшаровъ, епископъ Венедиктъ, о. Н. Чуковъ (настоятель Казанскаго собора), о. Л. Богоявленскій (настоятель Исаакіевскаго собора), протоіерей о. М. П. Чельцовъ, профессоръ Военно-Юридической Академіи Н. Ф. Огневъ, бывш. Членъ Государственнаго Совѣта Н. А. Елачичъ. Остальные обвиняемые были приговорены къ разнымъ срокамъ заключенія. Значительная часть подсудимыхъ (гл. образомъ изъ случайной уличной толпы) — была оправдана. Красноармейцы встрѣтили приговоръ апплодисментами.
Президіумъ ВЦИК постановилъ послѣднимъ шести смертникамъ замѣнить разстрѣлъ долгосрочнымъ тюремнымъ заключе/с. 37/ніемъ (епископу Венедикту, Чукову, Богоявленскому, Чельцову, Огневу и Елачичу).
Въ ночь съ 12-го на 13-е августа 1922 г. митрополитъ Веніаминъ, архимандритъ Сергій (Шеинъ), профессоръ Новицкій и присяжный повѣренный Ковшаровъ — были увезены изъ тюрьмы и разстрѣляны въ нѣсколькихъ верстахъ отъ Петрограда.
Синодикъ новомучениковъ Россійскихъ пополнился четырьмя свѣтлыми и святыми именами.
No comments:
Post a Comment